— Но как тебе удалось добиться здесь такого влияния, Перрейн? — спросила Сефрения. — Ульсим так перепугался, будто ты по меньшей мере король.
— Это вовсе не трудно. Мое влияние зиждется на гастрономии. У Эрашама после долгих лет подвижничества осталось только два зуба, а я каждую неделю посылаю ему изрядный кусок нежнейшей молочной телятины, как знак молчаливого почтения. А старики — они ведь заботятся о своем желудке, и Эрашам испытывает ко мне особую благодарность за это. А люди вокруг него не слепые, они считают меня любимцем Эрашама. Ну а теперь, может быть, вы расскажите, что привело вас в Дабоур?
— Нам необходимо поговорить здесь с одним человеком, и не привлекая к этому постороннего внимания, — ответил Спархок.
— Мой дом в вашем распоряжении, уж извините, такой, какой есть, — усмехнулся Перрейн. — А что это за человек?
— Медик по имени Тэньин, — сказала Сефрения, приподнимая покрывало с лица.
Перрейн внимательно посмотрел на нее.
— Ты и правда выглядишь нездоровой, Сефрения, но неужели не нашлось врача в Джирохе?
Сефрения улыбнулась.
— Это не для меня, Перрейн. Это совсем для другого дела. Так ты знаешь этого Тэньина?
— Каждый в Дабоуре знает его. Он снимает комнаты за аптекарской лавкой на Главной площади. Ходят слухи, что он занимается магией, и теперь здешние фанатики пытаются поймать его за этим.
— Видимо нам стоит прогуляться до этой площади, — сказал Спархок.
Перрейн кивнул.
— Только лучше сделать это когда стемнеет. Мне тоже пойти с вами?
— Нет, лучше мы с Сефренией отправимся одни, — ответил Спархок. — Тебе ведь жить здесь, а нам нет. Раз Тэньин находится под подозрением, посещение его может поставить под угрозу твое положение в Дабоуре.
— Держись подальше от всяких темных проулков, Спархок, — проворчал Кьюрик.
Спархок поманил к себе Флейту, и она послушно подошла к нему. Он положил руки на ее плечики и посмотрел ей в глаза.
— Я хочу, чтобы ты осталась здесь, с Кьюриком, — сказал он.
Девочка посмотрела на него мрачно и состроила гримасу.
— Перестань, и слушай меня. Я говорю серьезно.
— Лучше просто попроси ее, Спархок, — посоветовала Сефрения. — Не пытайся ей приказывать.
— Пожалуйста, Флейта, — умоляюще проговорил Спархок. — Пожалуйста, останься здесь.
Флейта улыбнулась, сложила руки перед собой и сделала реверанс.
— Вот видишь, как это легко, — улыбнулась Сефрения.
— Ну, раз у нас еще есть время, я приготовлю что-нибудь поесть, — сказал Перрейн, поднимаясь.
— А вы знаете, что все ваши кувшины протекают, сэр Перрейн? — сказал Кьюрик, указывая на лужи на полу под сосудами.
— Да, конечно. Это создает некоторый беспорядок на полу, зато помогает поддерживать здесь прохладу, — он подошел к очагу и принялся копаться среди своей кухонной утвари. Затем развел в очаге костер из сухих шаров перекати-поля. Повесив над огнем котелок, он взял большой чугунный горшок и налил туда масло. Устроив горшок прямо на горящих угольях, Перрейн достал из большого прикрытого сосуда несколько кусков мяса. Когда масло закипело и забулькало, он бросил в горшок мясо. — К сожалению, сегодня у меня только баранина, — извинился он. — Я не ожидал гостей. — В горшок были насыпаны всевозможные приправы, а потом Перрейн расставил на столе тяжеловесные тарелки. Вернувшись к очагу Перрейн извлек из какого-то небольшого сосуда горсть чаю, бросил его в кружку и залил кипящей водой из котелка. — Для тебя, Матушка, — с улыбкой сказал, передавая Сефрении кружку.
— Как чудесно! — сказала Сефрения. — Ты такой милый, Перрейн.
— Я живу, чтобы служить тебе, — ответил Перрейн. Потом он принес свежего инжира, головку сыра, а посреди стола водрузил горшок с дымящимся жарким.
— Перрейн, да в тебе, оказывается, были скрыты огромные таланты! — воскликнул Спархок.
— Я привык обходиться без слуги и готовить сам. Здесь нельзя доверять чужим людям, — Перрейн сел за стол. Все принялись воздавать должное его кулинарному искусству. — Будь осторожен здесь, Спархок, — предупредил он. — У последователей Эрашама туго с мозгами и они одержаны мыслью схватить любого, кто совершит хоть малейший проступок. Эрашам проповедует каждый вечер, и каждый раз пытается придумать какой-нибудь новый запрет.
— И что он запретил в последний раз?
— Убивать мух. Он говорит, что они посланцы Всевышнего.
— Ты шутишь?
Перрейн пожал плечами.
— Он просто перебрал уже все, что можно. А запреты надо продолжать. Вот и… съешь еще кусок?
— Спасибо, Перрейн, нет, — сказал Спархок, взяв вместо этого горсть инжиру. — Один кусок баранины — это мой предел.
— В день?
— Нет, в год.
Севшее солнце окрасило полоску неба над западным горизонтом в цвет ржавчины, бросая на дома и лица людей красновато-коричневый отблеск. В это время Спархок и Сефрения вышли на Главную площадь Дабоура. Левая рука Сефрении безвольно висела на перевязи, а Спархок поддерживал ее с другой стороны.
— Это, должно быть, там, — тихо сказал он, указывая глазами на противоположный конец площади.
Сефрения поплотнее надвинула покрывало на лицо и они двинулись через все еще кишащую народом площадь.
Там и тут, прислонившись к стенам домов, стояли кочевники в черных плащах. Глаза их настороженно ощупывали каждого проходящего мимо.
— Правоверные, — саркастически пробормотал Спархок, — всегда на страже грехов своих соседей.
— Так было всегда, Спархок, — сказала Сефрения тихо. — Вера в собственную непогрешимость — самое распространенное и самое привлекательное качество в людях.